Участник 3
Да молчит всякая плоть человеческая и да стоит со страхом и трепетом,
и ничего земного в себе да не помышляет, ибо Царь царствующих
и Господь господствующих (Христос Бог наш) приходит, дабы заклаться
и дать Себя в пищу верным.
Входная песнь литургии верных
Мсье Елиссар Бетани, надиктованные записи, отрывок
...дни мои подошли к концу, дорогой Симон, лишний повод для бодрости у старого инвалида, лежащего в больнице на смертном одре... Смерть - лучшее лекарство от застарелых проблем... Вижу, Марта уже устала записывать мои монологи, но я попрошу молодого человека, которого сегодня привезли в нашу палату, помочь нам. Очень, очень приятный молодой человек, из хорошей семьи. Вот сейчас так мило стесняется. (другим почерком) Ну вот мы с ним и поладили. Да, конечно записывайте дословно, и спасибо за Вашу помощь! Уверен, Вам воздастся!... Итак, дорогой Симон, о наших теоретических разногласиях...
Дмитрий Эдельштейн, блог велосипедиста, неопубликовано
22.05.2013
Вогезы прекрасны в любое время года, но вторая половина мая - это наилучшее, с моей точки зрения, время для неспешной велосипедной экскурсии. Покрытые виноградной лозой холмы так романтичны, разноцветье лугов так свежо, а небо так отчаянно глубоко своей синевой, что зима кажется уже эфемерной и ещё далёкой, а лето может и подождать неделю-другую, пока одинокий велосипедист не насладится сполна своим единением с весной.
После такого сентиментального начала, буду, пожалуй, придерживаться сухих фактов. Тем более, что события сегодняшнего дня вовсе не располагают к сентиментальности. Итак, я выехал из Сультц-су-Форе рано утром в сторону Сюрбура и, обогнув по широкой дуге Хагенау, намеревался через Оберхоффен-сюр-Модер и Бишвиллер спуститься к Рейну у Ля Вантценау, чтобы пообедать знаменитыми тарт-фламбе на соборной площади Страсбурга, отсалютовав таким образом оплоту европейского парламентаризма.
И оказался совершенно неготовым к тому, что цыганский мальчишка вдруг перебежит мне дорогу. Тормозить было поздно, а рефлекс сработал против меня. Вильнув в сторону, я всё равно не избежал столкновения с ним, и в ту же секунду почувствовал, как что-то подхватило меня сзади, подняло в воздух вместе с велосипедом и с размаху бросило на брусчатку тротуара. От шока последущее я запомнил отдельными фрагментами: вот молодая женщина утирает окровавленное лицо пожилого человека в сбившей меня машине, вмятой в придорожный столб, вот набежавшие цыганки в пёстрых платках, вот наконец яркооранжевая машина скорой помощи, и два бородатых санитара, укладывающие меня на каталку и пристёгивающие ремнями, не слушая моих невнятных возражений, и ужасная слабость, чуть отступила боль в спине.
Госпиталь Бишвиллера оказался неожиданно величественным строением середины 19 века. При других обстоятельствах я бы испытал искренний туристический интерес к этому монументальному кирпичному зданию с высокими сводчатыми потолками и богобоязненным распятием на стене палаты, куда торжественно ввезли меня и пожилого водителя машины, который всё ещё не пришёл в себя. Впрочем, моё самочувствие и в самом деле значительно улучшилось, а доктор, осмотревший меня, был оптимистичен: никто из нас, даже цыганёнок, не получил на первый взгляд серьёзных травм, хотя он и оставит нас на сутки здесь на всякий случай под своим присмотром. И sans contrefaçons, молодой человек!
В палате кроме нас лежал разбитый параличом старикашка, явно обрадовавшийся компании. Через пару часов он уже знал практически всё о моём прошлом, моих взглядах на жизнь и политических пристрастих, истории моей семьи и о местах, где я успел побывать за мои 33 года. Впрочем, перед его шармом нельзя было устоять. В конце концов, он приспособил меня в качестве личного секретаря. "Ах, молодой человек, побалуйте старика, ведь рука Ваша, я вижу, в полном порядке, и голова такая светлая... Сдвигайте все эти бесполезные лекарства в сторону, или давайте вот в этот шкафчик, чтобы было больше места..." Нет, решительно невозможно было противиться такому напору - мне пришлось затем почти два часа записывать за ним рассуждения о морали и о тонкостях человеческого мироустройства. Причём он временами останавливался и по-учительски перепроверял записанное, явно получая при этом удовольствие.
Спасло меня то, что пожилой водитель пришёл в себя и начал громко требовать вернуть ему телефон, чтобы срочно куда-то позвонить. Это немало развлекло старика-паралитика, который, похоже, успел изучить местные порядки. И действительно, на шум пришла невозмутимая сестра и первым делом без разговоров достала из шкафчика какое-то лекарство и впрыснула водителю в капельницу. "А вот эти таблетки примете, когда проснётесь." Водитель было пытался протестовать, но тут подействовало лекарство в капельнице, и он снова уснул. Старик хитро подмигнул мне. "С сестрой Рози лучше не спорить. Хотя с таблетками она ошиблась, это же мои пилюли, которые мы с Вами убрали в шкафчик, дайте-ка их сюда, кстати, как раз время приёма."
Через полчаса он умер.
23.05.2013
Полицейские во всех странах одинаково бесцеремонны. Впрочем, их пожно понять, вскрытие вскоре внесло ясность - обширное отравление - это было преднамеренным убийством, а я - первый подозреваемый. Семь часов ночного допроса выжали из меня
последние соки. Вновь и вновь одни и те же вопросы: "Кто вы такой? Откуда? Профессия? Семейное положение? Работа? Интересы? Какими языками владеете? Почему интересуетесь Страсбургом? В каких отношениях с жертвой? Когда последний раз были в Израиле? Почему выбрали сегодня именно этот маршрут? Как вы узнали, что шейх ас-Сабах будет сегодня без охраны? Когда последний раз видели сестру Рози?" Боюсь, мои ответы были неудовлетворительными. Мне было настоятельно рекомендовано остаться в госпитале до конце недели, "чтобы избежать ненужных формальностей, и с доктором всё согласовано..." Мне пришлось подчиниться и вернуться в опустевшую палату.
Проснулся я к обеду в отвратительном настроении. Я был, пусть и невольно, убийцей невинного человека. Яд очевидно предназначался загадочному шейху, водителю машины. Но кто мог знать, что случится авария, и мы окажемся в одной палате? Стоя у окна, я глядел на больничный двор и невесёлые мысли одолевали меня. Во дворе была
припаркована полицейская машина и ажан прохаживался туда-сюда среди цыганок,
неотличимых друг от друга. Вообще, двор был заполнен цыганами. Носатые мужики курили на корточках, прислонившись к стене, женщины беседовали кучками, размахивая руками, а оборванные дети бегали и кидались камнями. Зачем они здесь? Я смутно чувствовал какую-то непонятную внутреннюю взаимосвязь в происходящем, но не мог уловить её, облачить в конкретную мысль. Стоп, вон та грудастая цыганка в углу, разговаривающая с древней старухой, - это же Рози! Я бросился в соседнюю палату и притащил к окну вчерашнего цыганёнка. Вон там в углу, кто это? На его лице отразился неподдельный ужас: "Сама Чёрная Сара, Великая Пури Дадж всех цыган!"
24.05.2013
Следующее утро началось с ошеломительного известия: кто-то вломился в госпитальный морг, а затем поджёг его. Морг сгорел за ночь дотла. Горстка пепла - всё, что осталось от моего недавнего собеседника. Во всяком случае, я был всю ночь под надзором, а потому это проишествие в определённой мере сняло с меня подозрения. По
крайней мере, мне вернули свободу передвижения, а я был полон решимости ею
воспользоваться. Прокручивая в голове заново события дня убийства, я вдруг осознал,
что таблетки были отравлены с самого начала. То есть, изначальной целью должен был
быть именно говорливый Елиссар Бетани, а вовсе не случайно оказавшийся там шейх ас-Сабах. Но кому мог помешать паралитик? Дело вдруг предстало передо мной совсем в другом свете, и я знал, где искать разгадку.
Табор был разбит на поле за станцией. При моём появлении наступила полная тишина. Люди молча расступались передо мной, отводили глаза, провожали вслед взглядом, пока я не достиг центра табора. Я стоял посреди цыганского круга и не знал, что делать
дальше. Пауза затягивалась, и никто не смел её нарушить. Вдруг я увидел в толпе
знакомое лицо, одного из санитаров, которые отвозили нас в больницу. Надо было что-то делать, и я решился. Я указал на него рукой и громко сказал: "Елиссар рассказал мне
всё! Теперь мне надо видеть Чёрную Сару! Назовись и отведи меня к ней!". Толпа
взорвалась смутным гулом, люди перешёптывались, покачивали головами. Помедлив,
санитар вышел вперёд. "Я Джанго Райнхардт", сказал он, - "приветствую тебя,
Избранник, от лица всех нас. Все послали своих людей: Рома, Мануш и Кале, а Кальдераш привезли новый алавастр, над которым трудились все 30 лет. Но Великой Пури Дадж уже нет с нами, ведь Миро Больных и Миро Оглашенных уже разделены, и церемония началась, а завтра будет Процессия Двух Марий. Но я отведу тебя к Симону, следуй за мной!"
Ничего не понимая, я проследовал за ним. Проведя меня закоулками между контейнеров, шатров и сохнущего белья, он остановился перед неприметным вагончиком и жестом пропустил меня вперёд. В вагончике царил полумрак, и я не сразу разглядел закутанного в халат старика, лежащего на кушетке в углу. Моё появление, казалось, ничуть не смутило его. Не спеша, он спустил ноги на пол, нащупывая тапочки, а потом вдруг вытянулся в свой полный почти двухметровый рост, нависнув надо мной. Его лицо, обезображенное струпьями проказы, выступило на свет, и я невольно отшатнулся. "Так вот ты какой, Димитрий", проскрипел он, - "я ждал тебя. Ждал и не боялся. Думаешь, тебе удастся встать между мной и им?" Его глаза горели от гнева. "Ты можешь обмануть цыган, но не одного из Верных! Что ты вообще знаешь?" Он пронзил меня взглядом и захохотал. "Но я открою тебе один секрет. Знаешь ли ты, юноша, что такое Чури? Нет?! Я так и думал..." Внезапно он выхватил из рукава халата кривой нож и вонзил его мне в грудь. Я не успел защититься, лишь инстинктивно отпрянул в сторону, так что нож вместо сердца пронзил мне плечо. "Цыганский нож - вот, что такое Чури!", рассмеялся Симон и занёс руку для следующего удара.
Оцепенение прошло, и я, борясь с приступившей от потери сочившейся сквозь одежду
крови слабостью, вывалился из вагончика и, пошатываясь, поковылял из табора сквозь
толпу, зажимая рану рукой. Симон неожиданно проворно последовал за мной, размахивая Чури. А цыгане молча стояли и смотрели. Силы стали оставлять меня, и я понял, что мне не уйти. Из последних сил я добрался до ранжировочных путей и, пока Симон, кряхтя, пролезал под цистерной, залез в первую попавшуюся теплушку и забился в угол. Но спрятаться мне не удалось, дверь откатилась в сторону, и торжествующий Симон появился передо мной. Не теряя больше времени на пустые разговоры, он двинулся на меня, и я приготовился проститься с жизнью. Но в этот момент вагон вдруг дёрнулся, и Симон, потеряв равновесие, неловко повалился назад и, с размаху ударившись затылком, затих.
Я осторожно приблизился - Симон был мёртв. Так второй раз за неделю я стал невольным убийцей. Я выпал на насыпь из вагона, и поезд с мёртвым Симоном медленно укатился вдаль.
25.05.2013:
За ночь табор снялся и ушёл. И мне тоже нельзя было медлить. Интернет знает всё, и
после недолгих поисков я купил себе билет на первый же поезд на Арль, мне надо было
вовремя успеть в Ле Сан Мари де ля Мер, где в Храме Чёрной Сары, я был уверен, наступит развязка. Неумело наложенная повязка на плечо кровоточила, всё тело болело, а перед глазами шли радужные круги, но я был умиротворённо счастлив.
Площадь передь Церковью была пуста, поскольку процессия ушла на несколько часов к
морю, откуда доносился шум праздника, и я сразу заметил знакомую яркооранжевую скорую помощь, стоящую у бокового входа. Мне недолго пришлось ждать, массивные ставни повернулись, из дверей вышли две молодые женщины, лица которых были мне поразительно знакомы. Они открыли дверь скорой помощи перед высоким мужчиной, замотанном бинтами, а откуда-то появившийся шофёр, в котором я без труда узнал второго санитара, завёл мотор. Это был мой миг. Я подбежал к машине и, резко распахнув двери, вскочил вовнутрь. Женщины испуганно обернулись, и я замер в изумлении. Я уже их видел ранее - это были Марта и Чёрная Сара, помолодевшие на 30 лет. Я открыл рот, чтобы задать мучавшие меня вопросы, но Сара опередила меня: "Как ты посмел явиться сюда?", - закричала она. А Марта, обращаясь к кому-то за моей спиной, сказала спокойным и как будто отстранённым тоном: "Вот этот человек убил мужа твоего, сестра моя, он твой!".
Я обернулся и оказался глаза в глаза с прекраснейшей женщиной, которую когда-либо
встречал в своей жизни. Которая в этот момент так неистово ненавидела, что я понял, что сейчас умру, и на этот раз ничто не спасёт меня. Но тут прозвучал знакомый мне голос, не дребезжащий и старческий, а молодой и сильный: "Оставь его, Мария, он лишь орудие моё!" "Но," возразила Сара, - "он убил Симона! И, что самое страшное, мы не нашли его тела, так что теперь он окончательно пропал..." "Мы потом обсудим это, ему пока рано знать", ответил Елиссар и, возвысив голос, сказал мне одно лишь слово: "Спи!"
Тело моё обмякло, и последнее, что я слышал, было твёрдое: "Убивший Симона, займёт его место". И её смиренный ответ: "Повинуюсь!"
Мсье Елиссар Бетани, надиктованные записи, отрывок
...думаю, Вам приятно будет, дорогой Дмитрий, сохранить записи сделанные Вашей рукой, потому я посылаю Вам нашу бишвиллеровскую рукопись, чтобы она напоминала об известных событиях, участником которых Вам довелось стать.
Не менее важно будет для Вас, я уверен, понять, что именно произошло тогда в Бишвиллере, и что это может означать для всех нас. Когда Вам передадут эти записки, я буду снова прикован к моему инвалидному креслу. Собственно, это моё нормальное состояние, если в моём случае можно вообще говорить о нормальности. Я слаб, и лишь раз в 30 лет смерть даёт мне тонус на несколько недель, когда я могу ходить, двигать вещи и людей, любить и зачинать детей.
Если Вы спросите себя, почему в этом мире столько зла, я скажу прямо: у меня есть
видение, но нет сил. Но мы пытаемся, я и мои верные сподвижники, изменить течение
времени. Для людей. Ведь мы тоже люди, или, точнее, когда-то были ими.
Я видел смену нескольких сотен поколений, но удалось исправить так немногое у так
немногих. Не знаю, есть ли кто-то надо мной или рядом со мной. Пока что мне не удалось найти доказательств другой силы кроме моей. А потому, суть моя - бремя моё, и надо быть терпеливым и настойчивым, чего, увы, недоставало ушедшему от нас Симону.
Сестры мои и я придумали Книгу. Я вёл её сам, записывая жития мои, а сёстры помогали собирать кровь мою на четвертый день смерти моей, когда
всякий раз соки мои воссоздают меня.Я пытался договариваться с властителями, ипытались они обманывать меня. Я давал Книгу народам и пытался учить их, и вести. Но не готовы люди к вечности. Не готовы. Я придумывал веру и давал молящимся мне помазанников моих. И миро моё давало им силу исцелять и исцеляться. Не Иисус воскресил Лазаря, но Лазарь воскресил Иисуса. Но не даёт им миро мудрости, и восстают они против меня. И теряю я несколько поколений трудов моих.
Последние 100 поколений более успешны, я вижу движение в потоке времён, и точек влияния становится больше и больше. Но Книга даёт людям слишком много власти над
интерпретацией слова моего. Спасибо Саре, что привела ко мне народ служителей моих, кому запрещено читать и писать, а Симону, что жил среди них и бдел над ними. Но Симона нет больше с нами, и потому выбор Ваш, Дмитрий, желаете ли Вы стать одним из верных моих. Я одарю Вас бессмертием, но и заберу смысл жизни Вашей, как Вы её понимаете сегодня. Через 30 лет мои люди найдут Вас, и придёт время принять решение. Если станете Вы одним из слуг моих, несколько первых жизней будете созерцать вокруг себя, и лишь потом открою я Вам смысл бессмертия Вашего.
Это всё, что надлежит Вам узнать сейчас. Может, разве ещё, что Вы один из дальних моих сынов, и увидел я в Вас себя, до первых страстей моих. Не подумайте однако...
(рукопись обрывается)
|
