что кому не нравится, можно смело говорить прям тут, полицаев мы отправили погулять

давайте девушек

ну или одну, но суперскую

Malkavian пишет:

---

ну или одну, но суперскую

---

du bist so strange, dass du wahrscheinlich nie eine abbekommst

Palavinka пишет:

---

du bist so strange, dass du wahrscheinlich nie eine abbekommst

---

Донт спекулейт бейби.. Жаст го он энд трай ми.

Сообщение было изменено 29 февраля 2020 в 08:29

Malkavian пишет:

---

Донт спекулейт бейби.. Жаст го он энд трай ми.

---

ein paar posts von dir lesen genügt

Palavinka пишет:

---

ein paar posts von dir lesen genügt

---

Да.. Я и не знал , что я так крут)

Кстати тебя я люблю читать.. Я уже разбил твои посты на постулаты и повесил на стенку!

40 jahre sind 40 jahre
dein schwanz bleibt nicht auf dem stand eines 20jährigen, da kann man machen, was man will
soll nicht heißen, dass man keinen 40jährigen schwanz in eine 20jährige stecken kann, nur, dass jeder so alt ist wie er nun mal ist
und irgendwelche vergleiche machen, führt im endeffekt zu gar nix ©Palavinka

Сообщение было изменено 29 февраля 2020 в 13:09

sexy_Hure пишет:

---

что кому не нравится, можно смело говорить прям тут, полицаев мы отправили погулять

---

Ты миру отдана на травлю,
И счета нет твоим врагам,
Ну, как же я тебя оставлю?
Ну, как же я тебя предам?

И где возьму благоразумье:
«За око — око, кровь — за кровь», —
Германия — мое безумье!
Германия — моя любовь!

Ну, как же я тебя отвергну,
Мой столь гонимый Vаtеrlаnd,
Где все еще по Кенигсбергу
Проходит узколицый Кант,

Где Фауста нового лелея
В другом забытом городке —
Geheimrath Goethe по аллее
Проходит с тросточкой в руке.

Ну, как же я тебя покину,
Моя германская звезда,
Когда любить наполовину
Я не научена, — когда, —

— От песенок твоих в восторге —
Не слышу лейтенантских шпор,
Когда мне свят святой Георгий
Во Фрейбурге, на Schwabenthor.

Когда меня не душит злоба
На Кайзера взлетевший ус,
Когда в влюбленности до гроба
Тебе, Германия, клянусь.

Нет ни волшебней, ни премудрей
Тебя, благоуханный край,
Где чешет золотые кудри
Над вечным Рейном — Лореляй

Москва, 1 декабря 1914, Марина Цветаева

О страстной – иначе не скажешь - любви Марины к Шварцвальду
мы узнаем из ее ранних стихов, дневников, прозы.

"Ты, кто муку видишь в каждом миге,
Приходи сюда, усталый брат!
Всё, что снилось, сбудется, как в книге -
Тёмный Шварцвальд сказками богат!"

Любимая книга этого лета – исторический роман Вильгельма ГАУФA «Лихтенштейн. Романтическая сага
из истории Вюртемберга» (1826). Ныне подзабытый, этот рыцарский роман в стиле Вальтера Скотта был
в начале 20 века на пике популярности, к тому же действие его происходило в Шварцвальде! Мария
Александровна читала дочерям роман вслух на немецком языке. Детское стихотворение Марины
так и называется "Как мы читали Lichtenstein":

Тишь и зной, везде синеют сливы,
Усыпительно жужжанье мух,
Мы в траве уселись, молчаливы,
Мама Lichtenstein читает вслух.

В пятнах губы, фартучек и платье,
Сливу руки нехотя берут.
Ярким золотом горит распятье
Там, внизу, где склон дороги крут.

Ульрих — мой герой, а Георг — Асин,
Каждый доблестью пленить сумел:
Герцог Ульрих так светло-несчастен,
Рыцарь Георг так влюбленно-смел!

Словно песня — милый голос мамы,
Волшебство творят ее уста.
Ввысь уходят ели, стройно-прямы,
Там, на солнце, нежен лик Христа…

Мы лежим, от счастья молчаливы,
Замирает сладко детский дух.
Мы в траве, вокруг синеют сливы,
Мама Lichtenstein читает вслух.

в 1938 году в Париже
на вопрос Ирины Одоевцевой, действительно ли она рада будет возвратиться в Россию, Марина ответила:
«Ах, нет, совсем нет. Вот если бы я могла вернуться в Германию, в детство… В России теперь все чужое.
И враждебное мне. Даже люди. Я всем там чужая»

Упоением Германией, восторженным теоретизированием о немецком характере и немецкой
культуре, восхищением немецким языком, литературой, всем немецким полны дневниковые
записи 1919 года. Цветаева отождествляет себя с Германией, срастается с нею, стирает границы
между этой страной и собой. "Моя страсть, моя родина, колыбель моей души!"
"Во мне много душ. Но главная моя душа — германская. Во мне много рек, но главная моя река — Рейн".

Германия словно по ней скроена: "Франция для меня легка, Россия — тяжела. Германия — по мне.
/…/ Германия — точная оболочка моего духа, Германия — моя плоть: ее реки (Stroeme!) — мои руки,
ее рощи (Heine!) — мои волосы, она вся моя, и я вся — ее!"
"Мое вечное schwaermen [ мечтать – М.А.]. В Германии это в порядке вещей, в Германии я вся в
порядке вещей, белая ворона среди белых. В Германии я рядовой, любой".
"Мне, до какой-то страсти равнодушной к внешнему, в Германии просторно".
"Германия — тиски для тел и Елисейские поля — для душ. Мне, при моей безмерности, нужны тиски".

Поэтесса восстает против мифа об упорядоченно-скучном, прозаически-ограниченном немецком
характере. За размеренностью быта она прозревает безмерность духа.
"Ни один немец не живет в этой жизни, но тело его исполнительно. Исполнительность немецких тел
вы принимаете за рабство германских душ! Нет души свободней, души мятежней, души высокомерней!
Они русским братья, но они мудрее (старше?) нас".
"О, я их видела! Я их знаю! Другому кому-нибудь о здравомыслии и скуке немцев! Это страна сумасшедших,
с ума сшедших на высшем разуме — духе".
В Германии меня прельщает упорядоченность (т. е. упрощенность) внешней жизни, — то, чего нет и
никогда не было в России. Быт они скрутили в бараний рог — тем, что всецело ему подчинились".

Как чудом, упивается Цветаева немецким языком. "Urkraft [первозданная сила – М.А.], — не весь ли
просыпающийся Хаос! Эта приставка: Ur! Urquelle, Urkunde, Urzeit, Urmacht."
"Ausflug. Вы только вслушайтесь: вылет из… (города, комнаты, тела, родительный падеж).
Ежевоскресный вылет ins Grüne [на природу – М.А.], ежечасный — ins Blaue, в голубизну". "Treue
[верность,преданность – М.А.] — как это звучит!"

Германия для Цветаевой – светоч культуры, ее средоточие, ее проводник. "Когда меня спрашивают:
кто ваш любимый поэт, я захлебываюсь, потом сразу выбрасываю десяток германских имен. Мне, чтобы
ответить сразу, надо десять ртов, чтобы хором, единовременно." "Музыку я определенно чувствую
Германией (как любовность — Францией, тоску — Россией). Есть такая страна — музыка, жители —
германцы". "Я, может быть, дикость скажу, но для меня Германия — продолженная Греция, древняя,
юная. Германцы унаследовали. И, не зная греческого, ни из чьих рук, ни из чьих уст, кроме германских,
того нектара, той амброзии не приму"

В воображаемом диалоге о минувшей Первой мировой войне Цветаева, как щит, выставляет два слова –
Гёте и Рейн, высшие символы немецкого духа.
— "Что вы любите в Германии?
— Гёте и Рейн.
— Ну, а современную Германию?
— Страстно.
— Как, несмотря на…
— Не только не смотря — не видя! /…/
— Что же вы видите?
— Гётевский лоб над тысячелетьями.
— Что же вы слышите?
— Рокот Рейна сквозь тысячелетия.
— Но это вы о прошлом!
— О будущем!
Оправдание прошлого и надежда на будущее для Цветаевой в том, что "Гёте и Рейн еще не свершились".


Эта Германия Гёте и Канта, Гейне и Гауфа в эмиграции, похоже, не вспоминалась, словно, утратив Россию,
Цветаева лишилась и своей "внутренней" Германии. То, что поэтесса в 1922 году, на пути к мужу в Прагу,
прожила 11 недель в Берлине, мало что значило для ее души. Литературная жизнь "русского Берлина",
встречи с Ильей Эренбургом, Владиславом Ходасевичем, Марком Слонимом, переписка с Борисом
Пастернаком занимали ее куда больше, чем собственно Берлин.

В 1939 году в Париже повторилось пережитое в 1914-м. Германия снова воюет, и снова Цветаева обращается
к ней в стихах. Стихотворение из цикла "Стихи к Чехии" написано 10 апреля 1939 года, через месяц после
оккупации Чехословакии гитлеровской армией. Название все то же - "Германии", смысл – противоположный:
в 1914 году – защита, в 1939-м – приговор.

О, дева всех румянее
Среди зеленых гор —
Германия!
Германия!
Германия!
Позор!

Полкарты прикарманила,
Астральная душа!
Встарь — сказками туманила,
Днесь — танками пошла.

Пред чешскою крестьянкою —
Не опускаешь вежд,
Прокатываясь танками
По ржи ее надежд?

Пред горестью безмерною
Сей маленькой страны,
Что чувствуете, Германы:
Германии сыны??

О мания! О мумия
Величия!
Сгоришь,
Германия!
Безумие,
Безумие
Творишь!...

Не будем проводить прямых аналогий, но разве не сероглазая Марилэ из лесов Шварцвальда видится
в этой "деве всех румянее среди зеленых гор"? Разве нет среди этих Германов – "Германии сынов"
светловолосого шварвальдского паренька Карла? Цветаева отрекается от всего, что прежде было ей
дорого, - от сказок, от романтизма ("астральная душа"). Она позорит, предостерегает, оплакивает
Германию

Почти одновременно с этим стихотворением, между 15 марта (днем, когда личным указом Гитлера
Богемия и Моравия были объявлены протекторатом Германии) и 11 мая, для цикла "Стихи к Чехии"
написаны и другие строки:

О слезы на глазах!
Плач гнева и любви!
О Чехия в слезах!
Испания в крови!

О черная гора,
Затмившая — весь свет!
Пора — пора — пора
Творцу вернуть билет.

Отказываюсь — быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь — жить.
С волками площадей

Отказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть -
Вниз — по теченью спин.

Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один — отказ.


Этот "плач гнева и любви" часто цитируют, когда речь идет о самоубийстве Цветаевой. Между этим
стихотворением и августом 1941-го пройдет более двух лет, но путь, закончившийся петлей в Елабуге,
уже определен: "Отказываюсь — быть. В Бедламе нелюдей отказываюсь — жить". Думается, что в
трагическом выборе поэтессы утрата Германии, "колыбели души", сыграла свою роль. Это была часть -
конечно, не самая значительная - но все же заметная часть груза, который Марина Цветаева устала нести

Vasjaja пишет:

---

в 1938 году в Париже
на вопрос Ирины Одоевцевой, действительно ли она рада будет возвратиться в Россию, Марина ответила:
«Ах, нет, совсем нет. Вот если бы я могла вернуться в Германию, в детство… В России теперь все чужое.
И враждебное мне. Даже люди. Я всем там чужая»

---

Шо, васюнь, ты типа цветаевой стала? ну смысле терь ты чужая на расеюшке?

Spirit пишет:

---

Шо, васюнь, ты типа цветаевой стала? ну смысле терь ты чужая на расеюшке?

---

Спирит, дорогой, все мы родом из детства и Цветаева скучала, тосковала и вдохновлялась всю жизнь им. те самые добрые воспоминания, которые помогают всю жизнь, я тебе уже сто раз про это говорила, Достоевского цитировала взял бы что ли почитал "Братьев Карамазовых"

и у меня немного другая проблема, я не "подвязана" к стране везде чувствую себя как дома )))) поэтому когда кто то заводить пластинку про тоску о какой то там стране, стараюсь изо всех сил, но не могу выдавить ни одной слезинки ))) это тяжело, люди обвиняют в бессердечности

Vasjaja пишет:

---

Спирит, дорогой, все мы родом из детства и Цветаева скучала, тосковала и вдохновлялась всю жизнь им. те самые добрые воспоминания, которые помогают всю жизнь, я тебе уже сто раз про это говорила, Достоевского цитировала взял бы что ли почитал "Братьев Карамазовых"

и у меня немного другая проблема, я не "подвязана" к стране везде чувствую себя как дома )))) поэтому когда кто то заводить пластинку про тоску о какой то там стране, стараюсь изо всех сил, но не могу выдавить ни одной слез ...

---

До-до, васюнь, ты везде дома, и в гермашке поболе чем в расеюшке, да?!