[quote=Rob][/quote]
Классная статья:
Батальон просит огня
Давид Маркиш
Фото Ильи Ефимовича
Опыт боевых «русских» востребован в израильских погранвойсках
Выходцы из СССР, ветераны Афганистана и Чечни, оказались очень кстати в рядах израильской армии во время последней войны. «Русскому солдату сухарь дай — он до Берлина добежит», — говорит один из литературных героев Марка Алданова. Не всерьез говорит, а шутки ради. Но есть здесь и доля истины. «Добежит», не жалуясь на тяготы. Дойдет и остановится, где прикажут.
В Израиле батальон «Алия» («Восхождение»), укомплектованный ветеранами — выходцами из СССР — СНГ, — готов «добежать» до Газы или до Бейрута. Был бы приказ.
Рассказывает комбат «Алии» Роман Ратнер. Несколько дней тому назад он вернулся из Ливана, с войны.
Солдатская книжка
Роман Ратнер,
год рождения 1960-й, место рождения — Бобруйск. Мобилизовался в армию в 1979 году, служил в подразделении войсковой разведки ВДВ.
В 1979 — 1980-х проходил службу в Афганистане, в боевых частях.
Демобилизовался в звании майора СА.
В 1992-м репатриировался в Израиль. Председатель Общества «Движение против террора и насилия — батальон «Алия».
Роман Ратнер вспоминает 2002 год - встречу с министром обороны Беньямином Элиэзером
— Идея собрать своих ребят, прошедших Афган или Чечню, и помочь армии, возникла в 2000 году, после начала мятежа палестинских экстремистов, или, как его называют, второй интифады. Нам сразу стало ясно, что интифада — это борьба с городскими партизанами, мы это уже проходили. Обидно было бы не использовать наш боевой опыт. Но наш «непризывной» возраст мешал делу, армия по формальным причинам не нуждалась в наших услугах: бюрократия — она повсюду бюрократия, а на Ближнем Востоке в особенности. Нужно было изыскивать новые формы сотрудничества, служащие той же цели — боевой оперативной деятельности. И в 2002-м году возник батальон обученных и обстрелянных выходцев из СССР — СНГ «Алия».
Организация насчитывает сегодня около 1200 членов. Надо сказать, что израильские и российские контуры боевых подразделений, да и воинские звания тоже, не совпадают. 1200 человек — это близко к бригаде, а командует израильской бригадой офицер в звании «младшего генерала» — старше, чем русский полковник, но младше, чем генерал. А в 2002 году, во время встречи с тогдашним министром обороны Беньямином Элиэзером (Фуадом), подопечных у Романа Ратнера было 300 солдат — близко к батальону. Так возникло название, сохранившееся до сих пор и имеющее скорее декоративное, чем оперативное наполнение.
Фуаду идея Ратнера понравилась, он решил определить боевых «русских» в погранвойска. В погранвойсках солдатам скучать не приходится, на границах война спать не ложится никогда. Но здравое решение завязло в бюрократических рогатках, и лишних денег в кассе Минобороны не обнаружилось; может, плохо искали.
Тем временем «Алия» проявила инициативу и взяла на себя охрану сельскохозяйственных поселений в Иудее и Самарии — в районах с концентрированным арабским населением. Ночные дозоры, пешие патрули. Максимум желания, минимум снаряжения… Армия не возражала, но и включать рисковавших головой добровольцев в штатный состав не спешила: не было денег.
Бойцы «Алии» на учениях
А желающих вступить в батальон становилось все больше. Люди горячились, искали причины проволочек, тревожили начальство письмами. Наконец, Министерство обороны решило отправить на подготовку в один из армейских тренировочных лагерей 500 человек. Призвали 100 — на больше денег не хватило. В ходе переподготовки бывшие спецназовцы поражали мишень в голову с 250 метров, без оптики. Сотня прошла обучение, показала себя в деле с самой лучшей стороны и была зачислена в корпус резервистов. Это было начало.
— Летом 2003-го, — рассказывает Роман Ратнер, — в Газе расплодились снайперы. Хорошие снайперы, где-то их готовили со знанием дела. Начальство говорит: ребята, поработаем! Я и еще двое ребят едем в Газу, начинаем работать против этих снайперов. Через месяц снайперский огонь противника в районе Хан-Юнес снизился на семьдесят процентов. Результат говорил сам за себя, и наша снайперская группа была увеличена до шести стрелков.
А батальон параллельно с чисто боевыми делами стал работать в контакте с полицией, в частности, в весьма специфической сфере: в борьбе с наркодельцами, в ликвидации наркосетей. Работа носила разведывательный, отчасти артистический характер: приходилось внедряться в закрытые преступные сообщества. Надо было отменно владеть собой — равно как и оружием, и культурой восточных единоборств. В полиции говорили: ну дают эти «русские»!
Через три года после организации о батальоне «Алия» заговорили в Израиле. Фраза, запущенная кем-то из журналистов: «У бойцов батальона слишком легкий указательный палец: нажимают на спусковой крючок, а потом глядят, в кого попали!» — далеко не всеми воспринималась как осуждение. А что должен делать снайпер на огневой позиции — пить кофе? Играть в нарды? К судьбе упрямого батальона начали проявлять интерес политики: многие выходцы из России видели в бойцах «Алии» своих героев. Пристальное внимание политиков куда как не всегда приносит пользу объекту этого внимания.
12 июля, за несколько часов до захвата боевиками Насраллы двоих израильских солдат и первой волны ракетных обстрелов, Роман Ратнер ехал с инспекторской поездкой на северную границу: там резко повысилась снайперская активность «Хезболлы». Война началась, можно сказать, на глазах Ратнера. Восемнадцать дней понадобилось ему на то, чтобы уговорить армейское начальство задействовать снайперов батальона на ливанском фронте: ждали распоряжения министра обороны Амира Переца.
Сегодня в батальоне хорошо понимают многие тонкости войны на Ближнем Востоке. Например: «В чем различие между действиями палестинских террористов и боевиков «Хезболлы»?» — спрашиваю у бойца батальона Александра Шевченко.
Солдатская книжка
Александр Шевченко,
родился в 1970 году на Украине.
Призван в армию в 1988-м, служил в мотострелковых частях. Армейская профессия — пулеметчик.
Репатриировался в Израиль в 1998-м.
В батальоне «Алия» с 2003-го. Воевал в Газе, Ливане.
Засечь снайпера - полдела. Главное - вовремя согласовать приказ на открытие огня
— Основное отличие — в подготовке и вооружении, — рассказывает Шевченко, — в Газе перестрелка с применением легкого стрелкового оружия — обычное дело: бой как бой. В Ливане «хезболлоны» (так солдаты называют боевиков «Хезболлы». — Д М.) лупят и по бронетехнике, и по солдатам, даже по одиночкам, из гранатометов — тут тебе и «Малютки», и «Фаготы», и даже «Вампиры». В Газе было привычней. Там, правда, другая проблема: пока получишь разрешение открыть огонь на поражение, состариться можно. Лейтенант согласовывает решение с капитаном, капитан — с майором, майор — с полковником. А почему? А потому что общественность может не понять. Вражеский стрелок, который в тебя целится и сам сидит у тебя на мушке, — тот очень хорошо поймет, а мировая общественность не поймет… Пока согласовывают и решают, мишень преспокойно уходит на своих двоих.
Для снайпера согласование приказа на открытие огня — вопрос жизни и смерти. Иногда — не только своей.
Бойцы батальона вспоминают случай в предместьях Газы, в зоне возведения защитной стены. Израильские бульдозеры расчищали полосу под будущую стену, их прикрывал БТР. Роман Ратнер и его товарищи залегли на высотке, в эвкалиптовом леске. Под ними, вплотную к апельсиновой роще, рычали бульдозеры. Неподалеку расхаживал от дерева к дереву феллах. Делать ему там было нечего, апельсины еще не созрели, и Роман заподозрил в нем наблюдателя. И не ошибся.
Рассказывает ветеран батальона Сергей Белоцерковский.
Солдатская книжка
Сергей Белоцерковский,
год рождения 1962-й, место рождения — Подмосковье.
В 1979-м призван в армию — в спецназ МВД. Действовал в горячих точках. Демобилизовался в звании капитана.
В Израиле с 1991 года. В 1992 году прошел обязательную предармейскую подготовку и был направлен в пехотные части Армии обороны Израиля.
К батальону «Алия» присоединился одним из первых, в 2002 году.
Излюбленная мишень боевиков «Хезболлы» - израильские солдаты на БТР
— Роман этого собирателя зеленых апельсинов с первого взгляда засек: наблюдатель. А тут как на грех БТР прикрытия сломался — заглох мотор. Солдаты вышли на броню, кумекают, как отогнать машину в нашу зону. Наблюдатель подгреб поближе, потом отошел. Средство связи при нем было. Смотрим с высотки — к БТР пробирается между апельсиновыми деревьями джип «сузуки» с затемненными стеклами. Наши солдаты его не видят, а у нас в обзоре он как на ладони. Из джипа выходит какой-то амбал в черной маске, с ручным пулеметом. Ну, тут и ребенку ясно: феллах сейчас зайдет с фронта, отвлечет внимание, а пулеметчик с тыла сбреет солдат с брони. Счет пошел на секунды. И Роман на свой страх и риск решил никого не запрашивать, не ждать никакого разрешения. Мы открыли огонь. Наши солдаты на БТР только головами вертят: кто стреляет, в кого стреляют… Так и не поняли. И остались в живых. А нас поначалу прижали: как так, открыли огонь без разрешения! Потом разобрались что к чему и нас даже одобрили. Всегда бы так — толку было бы побольше.
Никто в «Алии» не сомневается в том, что батальон — целиком — следовало отправить на фронт в первые часы войны. Восемнадцать дней, потраченных на уговоры и переговоры, сгорели попусту. Горстка бойцов, в конце концов мобилизованная в зону боевых действий, не могла ни на что серьезно повлиять.
— У меня при себе было два аппарата связи, — вспоминает Роман Ратнер. — Один я использовал для связи со своими людьми, говорил только по-русски. По второму связывался с начальством, говорил только на иврите. И вот по второму передаю сведения из зоны огня, запрашиваю указаний. И слышу в ответ на чистейшем русском: «Мочи их, козлов!»
Первый круг второй ливанской войны замкнулся, на линии конфронтации наступило относительное затишье. Долго ли отдыхать «Алии»?
http://www.ogoniok.com/4960/18/
Н «АЛИЯ»
Борис КАЛЮЖНЫЙ
Роман Ратнер: «Мне сегодня страшно за то, что будет с Израилем завтра»
В первой половине марта сотрудник «Спектра» Борис Калюжный побывал в офисе батальона «Алия», находящимся в городе Ришон ЛеЦион. Командир батальона Роман Ратнер и пресс–секретарь Татьяна Холодкова около двух часов рассказывали о ситуации в батальоне и вообще в Израиле.
24 марта Роман Ратнер во время боевой операции в Газе был ранен в плечо. Вот ответ Татьяны Холодковой на вопрос о здоровье Романа (эл. почта): «Служить Роману пока нельзя, он 15 апреля идет к ортопеду, и тогда будет ясно, сочтут ли его уже годным к службе. Пока он полностью занимается делами батальона, чему все очень рады...»
Бойцы батальона «Алия» на военной базе в секторе «Газа».Крайний справа командир батальона Роман Ратнер.
— Роман, мы не виделись с Вами год, Что нового происходит в батальоне?
— Сейчас наш первоочередной проект — это огромный проект на государственном уровне — сотрудничества с министерством внутренней безопасности. Уже подписаны документы. Наиболее продвинут этот проект на Юге и в Центре1... Татьяна Владиславовна завтра едет в Хайфу. Мы начинаем масштабно и четко работать с полицией Израиля. В рамках этого проекта мы становимся чем–то наподобие гражданской гвардии. То, что называется «мишмар эзрахи».
— В Америке — это «militia».
— Полиция Израиля увидела необходимость расширения сотрудничества с «русской улицей» посредством батальона «Алия».
— Естественно. Это уже готовая неплохо организованная структура.
— Да. И сейчас уже есть утвержденная на самом высоком уровне модель, которая начинает реализовываться у нас на Юге.
Мы даже добились того, что полицейские курсы для бойцов батальона проходят на русском языке. Люди получают форму. Совершенно официально полиция готова призывать наших людей к себе на службу. То есть бойцы нашего батальона становятся кадровыми полицейскими. Но и добровольцы сразу будут получать необходимые для службы атрибуты.
— Получается, что полиция в этом смысле более открыта, чем армия?
— Я сейчас дойду и до армии. За проект с полицией отвечает Татьяна. Она сама Вам все расскажет (продолжение интервью в следующем номере, — Б.К.). Я же лучше расскажу Вам про то, как развиваются наши отношения с армией.
В декабре 2002–го года мы начали обсуждать с армией проект создания отдельного подразделения из специалистов нашего батальона. В конце концов, на очень высоком уровне было принято решение призывать из нашего контингента специалистов–инструкторов по целому ряду дисциплин, необходимых нашей армии. Это был очень длительный и невероятно тяжёлый процесс. Фактически весь 2003 год ушел на это. Первый этап — надо было решить проблему «милуим» (военных сборов). С одной стороны без этого этапа мы невидимы для армейской компьютерно–бюрократической машины, и нас не могут призвать в качестве инструкторов. Мы для армии как бы не существуем. С другой стороны, большинство наших бойцов превосходят по возрасту милуимский предел и, следовательно, не могут попасть в поле зрения армии. Как только удалось пройти милуим, так сразу, например, я был приписан к дивизии «Газа».
— Это уже как резервист?
— Да, как резервист. А все остальные, кто прошёл милуим, были приписаны к военно–воздушным силам (ВВС) в подразделение по охране военно–воздушных баз. Есть такие подразделения, которые в случае войны призваны охранять военно–воздушные базы, а в наше «мирное время» — находятся в Иудее, в Самарии, в Газе, в Иорданской долине, — «отдыхают» там. Я начал работать с командованием территориальной дивизии «Газа», чтобы создать в ней подразделение инструкторов. В июне прошлого года было принято решение о создании, в качестве эксперимента, подразделения по борьбе со снайперами. Антиснайперское подразделение.
— Это подразделение в кадровом отношении ориентировано на батальон «Алия»?
— Да, с самого начала оно было ориентировано на нас. В сентябре 2003–го года были призваны первые три человека. Сначала они были призваны на милуим. Все происходит поэтапно. И после того, как командование увидело, что наша деятельность имеет очень серьёзные результаты, количество людей было увеличено в несколько раз.
— То есть, сначала взяли троих человек, чтобы посмотреть?
— Да. Меня, Сергея Куликова и ещё одного человека, которого зовут Дима. После того как подразделение было увеличено в несколько раз, я был назначен его командиром. Все подразделение полностью состоит из добровольцев батальона «Алия». Полностью. Армия в газете «Арец» дала об этом официальное сообщение. После чего наша деятельность была полностью засекречена.
— Кто засекретил?
— Армия. Могу неофициально сказать, что в результате деятельности нашего подразделения количество случаев снайперского обстрела на самых опасных участках Газы уменьшилось в несколько раз.
— За счет чего?
— Была применена тактика, которой нас учили и которую мы практически применяли в советской армии. Эта тактика здесь никогда не применялась — это ведение боевых действий снайперскими группами. Было создано несколько таких групп для проведения контрснайперских операций. Мы очень быстро достигли серьёзных результатов2.
— В чем секрет? Если это не военная тайна.
— Дело в том, что в Газе есть свои особенности. Я вам сейчас объясню, что такое Газа. Вот смотрите (мы подходим к карте). Вот так называемый сектор Газа. Вот — сам город Газа. И прилегающие к нему лагеря так называемых беженцев.
Вот это Нецарим. От Нецарим идет коридор по территории Автономии. Он называется «Проздор Нецарим».
— А этой дороги не указано.
— Её вроде бы и не было здесь никогда, это называется на нашем жаргоне «она здесь не стояла». Вот здесь Кисуфим и к нему идет Проздор Кисуфим. Отсюда есть въезд в Гуш–Катиф. Всего здесь — 17 поселений. Есть буферные поселения.
Вдоль коридоров и по линии границы есть армейские укреплённые пункты, какое–то количество армейских постов. А напротив вот этих постов находится теплицы, десятки тысяч квадратных метров теплиц. Вы себе этого не представляете... Туда если заходишь, то ощущение, как попал в другой изолированный мир... Внутри теплиц можешь свободно передвигаться. Снаружи нечего не видно. По ним, как по пещерам, можно придти в любую точку.
А в этом районе другая особенность. Прямо напротив еврейского поселения сплошная арабская палестинская жилая застройка. Тысячи окон. Тысячи дыр, узких улочек, проходов. И — колоссальное количество снайперских позиций.
Поэтому ситуация в подобных районах крайне тяжелая.
— Миномёт во дворе ничего не стоит установить.
— Там есть и миномёты, и противотанковые гранатомёты, и ракеты Кассам, и обстрелы из автоматического оружия, и снайперские, и взрывные устройства. Газа это, скажем, Чечня после выхода оттуда российской армии и установления режима Дудаева — это Газа сегодня. Она, как вы видите на карте, фактически разделена коридорами на три части. Так что мы имеем три бандитские республики, которые сегодня плохо связаны между собой, потому что разрезаны Израильскими войсками. Есть только несколько пунктов, через которые они могут передвигаться из зоны в зону.
На самом юге сектора Газа проходит шоссе Филадельфия, которое тянется от моря вдоль египетской границы. Оно отделяет Газу от Египта. Это шоссе тоже находится под контролем нашей армии.
Если только Газу отдадут, — это будет катастрофа. Это будет просто катастрофа. Потому что все обещания Египта контролировать границу — это бред. Даже сегодня, под контролем израильской армии там масса туннелей, которые достигают сотен метров.
— Немало сообщений, что «обнаружили и разрушили очередной туннель». А назавтра снова «обнаружили и разрушили очередной туннель...»
— Через эти туннели потоком идёт оружие, боеприпасы. Если же не будет армейского контроля на этом участке границы, всё оружие в Газу будет доставляться открыто, и никакие египтяне не будут это контролировать, потому что это им не надо! ХАМАС и Хизбалла сегодня доминируют в Газе. Управление со стороны Палестинской Автономии здесь, вообще, не существует. Палестинская полиция есть, но она тесно сотрудничает с местными террористическими организациями.
Таким образом, выход из Газы приведёт к моментальному образованию огромного совершенно неподконтрольного террористического анклава. В результате, вне всякого сомнения, будут обстреливаться и Ашкелон, и Ашдод. Я думаю, что даже Беэр–Шева3 попадёт в зону активного интереса палестинцев. Сто с чем–то километров границы с Газой превратится в ещё одну линию фронта, и мы будем воевать на два фронта. На Севере (Хизбалла) и на Юге (ХАМАС), не говоря уже об Иудее и Самарии. В результате мы можем прийти к состоянию катастрофическому, потому что Израиль вынужден будет вести войну не в одном месте, не в двух, а в трёх. И тогда мы уже не выдержим. Государство просто не выдержит...
— Как этого не понимают...
— Я не уверен, что не понимают. Судя по заявлениям наших военных...
— Военные–то понимают. О чем думает высшее политическое руководство4?
— Военные на самом высоком уровне говорят однозначно: нельзя выходить из Газы. Нельзя терять контроль над Филадельфийским коридором. А самое главное — нельзя снимать морскую и воздушную блокаду.
— Оружие потечёт рекой...
— Если они откроют аэропорт и море, ничто не удержит поток арабских нефтедолларов, превращенный в самое совершенное наступательное оружие.
— Да мало того, что они стрелять будут по нашей территории, как на севере Хизбалла, они ведь будут переходить границу...
— Да, будут проходить границу, будут прорываться на нашу территорию. Но, дело ещё хуже. Давайте смотреть правде в глаза. Если будет открыт проход через Филадельфийскую линию, то на территории Газы моментально появятся и «Катюши».
— Конечно.
— Теперь возьмём двадцать километров — радиус поражения «катюш» — от границы Газы, и мы получим зону поражения территории Израиля. И всем всё должно стать ясным и понятным.
— Придется, как и на севере наносить бесконечные «удары в ответ на нападения и обстрелы».
— Пока мы находимся в Газе — это одно. Когда мы вышли из Газы — войти в Газу будет просто невозможно. На сегодняшний день моя личная оценка возможностей палестинцев в Газе — около 50 тыс. вооружённых боевиков.
— Если начать Газу обратно завоёвывать...
— Да, это — тяжёлые уличные бои в условиях очень плотной застройки. Это — бои в теплицах.
— А если ещё израильтяне начнут беречь «мирное» население...
— Да, как обычно.
— То у израильтян будет гибнуть жуткое количество солдат.
— И это приведет к катастрофическим последствиям. Я совершенно не понимаю, на что рассчитывает наше политическое руководство. Эксперимент? Для меня это всё выглядит совершенно дико. По моим представлениям, логики в действиях политического руководства нет никакой.
— Самоубийство.
— Да, это просто самоубийство, в чистом виде. Вместо того чтобы уничтожить инфраструктуру террора, просто уничтожить, разоружить, вытрясти, вооруженное сопротивление подавить, как на войне. Загнать бандитов глубоко под землю. Намертво перекрыть египетскую границу...
— А происходит всё ровно наоборот.
— Происходит наоборот настолько, что мне, например, сегодня страшно. Мне сегодня страшно за то, что будет с Израилем завтра.
А проблема безопасности еврейского населения Газы? Батальон «Алия» намеревался в феврале ввести наших людей в некоторые поселения Газы, чтобы начать их охрану, но у нас нет средств. Просто нет средств. Это ведь требует каких–то денег. Даже чтобы покрывать прямые расходы. Один только транспорт. Этих денег нет ни у поселенцев, ни у армии. В армии сейчас идут сокращения. Сегодня у нас нет возможности даже в наиболее уязвимых поселениях Газы наладить нашу охрану, а это делать надо немедленно. Сегодня я совершенно точно знаю, что такие населённые пункты, как Дугит, Але–Синай, Кфар–Даром, Нецарим нуждаются в том, чтобы, по крайней мере, в пятницу и субботу, туда приезжало, скажем, дополнительно десять–пятнадцать бойцов батальона, чтобы они дали возможность солдатам, которые находятся в этих местах в невероятном напряжении, отдохнуть и придти в себя. В этом самая большая задача, потому что восемнадцати–двадцатилетние мальчишки находятся там под постоянным психологическим давлением. Они ведь постоянно в состоянии боевых действий.
— Перестрелки?
— Разница между Газой и Иудеей с Самарией — это день и ночь. Я хочу, чтобы вы поняли — это день и ночь. Совершенно другая жизнь. У меня такое ощущение, когда я сажусь в машину, и выезжаю из Газы, вот я проехал Кисуфим — у меня такое ощущение что я вырвался из Затерянного мира. Покидаешь Газу и возникает такое ощущение, что с тебя спадает железное кольцо напряжения. А ведь мы находимся там, мы участвуем в боевых действиях пять дней в неделю без перерыва уже полгода. И этому не видно конца.
— Это что? Перехваты на границе с Египтом?
— Мы участвовали в большом количестве различных операций, я не могу вам рассказывать... Ситуация там тяжелейшая.
— В чем особенность? Рельеф? Общая атмосфера?
— Там есть невероятно густо населённые участки. Есть участки, когда ты работаешь против сотен окон. И сотен дыр. Любая из них может стрелять. Дальше, есть огромные зоны теплиц. Дальше, там есть огромное количество садов.
— Зелёнка, как говорили в России.
— Зелёнка. И рельеф местности. Я не могу понять из–за каких исторических или иных причин, но при образовании государства Израиль, разделительная линия была проведена, так же как в Иудее и Самарии, в очень невыгодных для нас местах. Для нас закрыты подходы, закрыты обзоры... Очень тяжелая ситуация и она отягощается скверным моральным ощущением. После того, как Шарон объявил, что мы выходим из Газы, произошел какой–то фатальный рост попыток террористов совершить теракты.
http://www.spectr.org/2004/070/kaluzhny1.htm
